В Екатеринбурге в фотографическом музее «Дом Метенкова» прошел мастер-класс по японской каллиграфии. Это было похоже на магию. Мастер-класс позволил прикоснуться древнейшей мировой культуре. Наш корреспондент рассказал, как это было.
– Представьте, что ваш дедушка шел триста километров в одну сторону и триста километров в другую, только чтобы принести эту кисть.
Никогда не был в Доме Метенкова. Уже жалею о прожитых в безкультурщине двадцати годах жизни.
– Первоначально иероглифы выглядели как значки. И обязательно квадратные.
Как интересно. Даже обидно, что в споре западников и славянофилов нет третьей стороны с такой красивой культурой.
– Кацусика Хокусай, автор всемирно известной гравюры «Большая волна в Канагаве», тоже каллиграф. Каллиграф должен носить только черное. Я ни разу не смогла отстирать пятна чернил с одежды.
Лектор Юлия Катунина – каллиграф с шестилетним стажем. Она говорит уверенно и с огоньком в глазах. За столом перед ней сидят люди разных возрастов – маленький школьник, взрослый дядька, студентки. На столе беспорядочно лежат тушь, кисти, листы иероглифов и толстенные книги о японской культуре.
– За каждым иероглифом стоит свой мастер. Это не буквы – это символы, и у каждого своя душа. Лично меня эта мысль поражает до сих пор.
Лекцию можно слушать бесконечно. Что-то диковинное не только дает материал для того, чтобы блеснуть знаниями перед друзьями, но и расширяет сознание. Начинаешь по-другому относиться к обыденным вещам.
– Есть много стилей каллиграфии. Например, беглый.
Во время своего спича Юлия раздает материалы – тушь, примеры иероглифов, образец личной печати, которая есть у каждого японца. Тушь пахнет лесом и свежестью.
– Довольно теории! Почему вы меня не останавливаете? Я же могу часами так говорить.
Кажется, все не против дальнейшего рассказа. Но так уж и быть, переходим к практике.
– Первым делом возьмите кисти, дощечки и листы. Почувствуйте кисть! Затем на две трети макните ее в тушь.
Началась магия, мы как будто пересекли сотни тысяч километров и оказались в другом мире, таком далеком и одновременно таком близком. Я бы не сказал, что постиг дзен, но от прикосновения к древнейшей мировой культуре мое сердце забилось чаще.
Борис Мкртычян
